Около 27 га выделят под Серпуховом на строительство «американской деревни» для граждан недружественных стран, которые хотят жить в России. Об этом сообщил руководитель Россотрудничества Евгений Примаков на ПМЭФ-2023. Причем он отметил, что некоторые уже переехали в РФ и разместились в районе Ярославля. Кроме того, Евгений Примаков рассказал, что сегодня обсуждается открытие культурных центров в таджикском Хороге, белорусском Гродно и ряде городов Казахстана. Как таким учреждениям удается работать в Европе и стоит ли принимать закон о русофобии — в интервью Евгения Примакова «Известиям».
«Если где-то что-то сократилось, то где-то прибавилось»— В условиях глобального конфликта и противостояния остается ли сегодня место для сотрудничества?
— Говоря о возможностях для сотрудничества, некоторые люди исходят из такой картины мира, где оно завязано лишь на Европе. Но если нас категорически не хотят видеть, почему мы должны навязываться? Да, работа Россотрудничества на гуманитарном, культурном и образовательном направлениях в Европе пострадала, но это не значит, что международного сотрудничества у нас не стало вовсе. Это лишь означает, что теперь нам предстоит больше работы в Азии, Африке, в Латинской Америке, а также на бывшем пространстве Советского Союза.
— Как сейчас функционируют Русские дома за рубежом, где русофобия особенно сильна?
— Агентство попало под санкции ЕС, поэтому наша деятельность там под запретом: нам заблокировали банковские счета, поставили под вопрос межправительственные соглашения (на основе которых открываются Русские дома. — «Известия»), где-то под высылку дипломатов попали и наши сотрудники. Но в большинстве европейских стран, где мы были, мы продолжаем работать.
При этом подчеркну, в ряде государств функционируют культурные центры, которые де-факто не имеют никакого отношения к Россотрудничеству, они работают абсолютно автономно, сами по себе. Это позволяет нам сохранять нашу работу и работу этих культурных центров. Есть сильное давление в нескольких европейских государствах. Не хочу их называть, чтобы, так сказать, не будоражить. Да, в западноевропейских странах мы уменьшаем свое присутствие, точнее, его нам уменьшают. Это проблема, но мне кажется, что они обедняют свою культуру: музыку, театральное искусство, живопись и кинематограф. Потому что великая русская культура, культура народов России — это часть мировой культуры.
Закрылись Русские дома в Хорватии, Словении, Словакии, Северной Македонии, Черногории. Было объявлено о том, что выходит из межправительственного соглашения Румыния. Румыны причем объявили о большой высылке и призвали 50 сотрудников нашего посольства покинуть страну. Так что мы с некоторым пессимизмом ожидаем там развития событий.
— А что насчет стран Азии, Латинской Америки, Африки? Как там ведется работа?
— Там, наоборот, идет наращивание. Мы — федеральный орган исполнительной власти, и у нас указом президента утверждается число сотрудников. Поэтому если где-то что-то сократилось, то где-то прибавилось. Если сократился и без того невеликий бюджет, к примеру, в Словении, значит, мы смогли перераспределить деньги на гуманитарные проекты, условно, в Киргизии. Так и происходит.
Мы надеемся на открытие новых точек. Сейчас такой вопрос у нас на стадии обсуждения с правительством Казахстана. В нескольких городах, помимо столицы Астаны, есть наши точки, которые действуют в качестве неких отделов при консульстве, но они не считаются формально культурными центрами.
И нам очень хотелось бы, чтобы Казахстан нам позволил внести поправки в межправительственное соглашение, чтобы дать им этот статус. То же самое в Хороге в Таджикистане. Сейчас также обсуждается открытие нашего культурного центра в Гродно — этот вопрос находится на согласовании в Министерстве финансов.
«Дурак — это не приговор, понимаете?»
— Одна из задач агентства — это защита соотечественников, находящихся за рубежом. Нуждаются ли в ней те люди, которые покинули страну?
— Я категорический противник того, чтобы всех записать во враги народа. Мы не знаем всех причин, по которым они переехали. Некоторые никак не связаны с проснувшейся ненавистью к родине. Были компании, которые перевозили своих сотрудников: человек не хотел терять рабочее место, садился в самолет и отправлялся в новый офис за границу. Есть даже те, кого, извините, жена запилила: «Поедем-поедем». Есть просто неумный человек, который, к примеру, привык расплачиваться мобильным телефоном, и без этого он не может жить и страшно страдает. Дурак — это не приговор, понимаете?
Мы видим, как многие из этих людей возвращаются, а те, кто остались, часто приводят своих детей в наши культурные центры и хотят сохранять связь с Россией. Да, какое-то количество истеричных, агрессивных противников действительно есть, и в некоторых наших культурных центрах периодически появляются люди с пикетом, бросают краску или по-другому набезобразничают. Но с ними должна разбираться местная полиция. Пройдет время, и перед нами встанет вопрос, как мы будем «сращивать» наше общество обратно, учитывая тех, кто уехал и не согласен со специальной военной операцией.
— Вы отмечали, что сегодня нужна «большая продуманная» программа по репатриации соотечественников в Россию. Как идет работа над ней?
— Есть государственная программа по возвращению соотечественников, проживающих за рубежом, и она совершенствуется. Мы заинтересованы в том, чтобы наши соотечественники в тех странах, где их притесняют и где мы не можем защитить их права физически, могли беспрепятственно вернуться домой.
Мне бы хотелось, чтобы все эти люди имели автоматическое, простое и мгновенно реализуемое право. Для этого есть международный опыт: часто приводим в пример тот же Израиль, где любой еврей, изъявив желание остаться, получал паспорт или «айдишку». Вот мне бы хотелось, чтобы эта история была и у нас. Есть страны, где наши соотечественники чувствуют себя хорошо. И слава богу, пусть так и будет, но есть те, которым стоит задуматься о том, что пора домой.
— Законодатели обсуждают введение уголовной ответственности за русофобию. Приветствуете ли вы такую инициативу?
— Русофобия — безусловное зло и такое же преступление, как исламофобия или антисемитизм. Она должна быть полностью под запретом и не считаться позволительной или терпимой. Относительно особой дефиниции за ее проявление, возможно, имеет смысл уточнять нормы уже действующего законодательства. Мне кажется, это вопрос для дискуссии правоведов — надо ли принимать отдельный закон о русофобии или достаточно обойтись имеющимися нормативами, приравняв ее к другим проявлениям ненависти.
Мы получаем массу жалоб от наших соотечественников за рубежом и передаем уполномоченному по правам человека, юристам из центров правовой поддержки. Уже наработаны правозащитные сообщества, которые отстаивают права наших соотечественников. Если раньше всё это выглядело довольно отчаянно, то сейчас есть адвокаты, к ним обращаются, они подают жалобы в местные органы власти, и в некоторых странах, где сохранились правовые основы, эти усилия приносят свои плоды. Мы, конечно, не берем в пример Прибалтику, которая ведет себя абсолютно «отмороженно»: сносит памятники даже на захоронениях.
«Время лечит, вспомните события в Чечне»— Но есть же люди, которые, наоборот, симпатизируют России. Вы говорили, что некоторые иностранные семьи даже готовы переехать к нам. Это реальность или пока предположения?
— Это абсолютная реальность. Такие люди есть. У них нет русских корней, они просто считают, что Россия остается ковчегом адекватности и спокойствия, где они могут вырастить своих детей в нормальных человеческих ценностях. Сейчас обсуждается проект по созданию «американской деревни» в Московской области, идут переговоры. Мы должны дать на этот проект 27 га под Серпуховом. Есть иностранцы, которые уже переселяются под Ярославль. Таких будет появляться всё больше. Сегодня потенциально десятки тысяч человек из недружественных стран НАТО, США и Европы задумываются о переезде в Россию и готовы предпринять для этого практические шаги.
— Рано или поздно нынешнее противостояние закончится, но мы столкнемся с выжженной землей с точки зрения взаимоотношений. Есть понимание, как выстраивать человеческое сотрудничество дальше?
— Я, к сожалению, пессимист. Если раньше довольно эффективно могли работать инструменты образования и культурных обменов, сейчас я не вижу вариантов, когда при постконфликтном урегулировании увеличение образовательной квоты для студентов с Украины как-то повлияет на их ум и настроение. Чем дольше продолжается этот конфликт, тем больше он подпитывает ненависть. Эта ненависть заразна, она появляется и у нас.
Раньше мы говорили: «Смотрите, что пишут украинцы. Как они так могут?» А сейчас меня очень настораживают болезненные высказывания и наших граждан, и журналистов в том числе, в отношении украинцев. Возможно только надеяться на быструю решительную победу, чтобы прекратить рост этой ненависти по экспоненте и обрезать это довольно радикально. Но время лечит, вспомните события в Чечне — мог бы кто-то себе представить, что республика будет одним из форпостов пророссийской государственности?